Баффеты выехали из отеля и направились вдоль улицы Эмбасси-роу. Такси повернуло на Кью-стрит, мимо исторического кладбища Оук-Хилл, где был похоронен Фил Грэхем. Затем они миновали несколько исторических особняков девятнадцатого века с крошеч­ными идеальными садиками. Дело было в начале ноября; листья переливались всеми оттенками красного, оранжевого и золотого. Заезжая в Джорджтаун, они будто перехо­дили границу какого-нибудь городка эпохи колоний. Сбоку от кладбища на целый холм раскинулось имение «Дамбартон Оукс» – огромный особняк, принадлежащий феде­ральному правительству, в котором в свое время проходила конференция, подготовив­шая создание Организации Объединенных Наций²⁸. Такси повернуло налево и проеха­ло между двумя каменными воротными столбами. Открывшийся вид захватывал дух. Пока машина медленно двигалась по белой мощеной подъездной дороге, Баффеты успе­ли рассмотреть величественный трехэтажный георгианский особняк кремового цвета с зеленой французской крышей. Особняк окружали широкие лужайки, поэтому из дома хорошо просматривалось кладбище. Дорога направо, вниз по холму мимо колоннады де­ревьев, вела к старому дому Баффетов в Спринг-Вэлли и Тенлитауну, где Уоррен когда-то занимался доставкой газет и воровал мячи для гольфа в магазине Sears.

Через парадную дверь Баффеты вошли в гостиную, где им вместе с другими гостями предложили коктейли. На белоснежных стенах в обрамлении синих бархатных пор­тьер висели картины из восточной коллекции матери Кей, работы Ренуара и гравюры Альбрехта Дюрера. Грэхем представила Баффетов другим гостям. «Кей очень лестно отзывалась обо мне, – рассказывал Баффет. – Она приложила много усилий, чтобы мне было комфортно. [И все же] мне было не по себе». Он никогда не был на таких официальных и величественных мероприятиях. Когда время коктейлей закончилось, их провели в огромную столовую, где Грэхем устраивала свои знаменитые обеды. Но обшитые панелями стены, освещенные пламенем свечей в бронзовых подсвеч­никах, не облегчили состояние Уоррена. Эта претенциозная столовая напугала его даже больше, чем гостиная. Хрустальные подсвечники и фамильный фарфор мерцали на круглых обеденных столах, хотя гости, которых пригласила Грэхем, затмили собой великолепие обстановки. В комнату в любой момент могли зайти президент США, ино­странные лидеры, дипломаты, представители правительства, члены Конгресса от обе­их партий, влиятельные адвокаты, ее постоянные друзья: Эд Уильямс, Скотти Рестон, Полли Виснер*, Рой Эванс, Эванджелин Брюс, Джозеф Алсоп и такие же люди, как Баф­феты, которые были приглашены на торжество потому, что соответствовали тематике вечеринки или просто интересовали Кей.

Баффета посадили рядом с Джейн, женой Эдмунда Маски, что было довольно ло­гично, учитывая тот факт, что ее муж гостил у Баффетов в Омахе. С другой стороны сидела Барбара Буш, чей муж был американским представителем в Организации Объединенных Наций²⁹, а в скором будущем должен был занять пост главы амери­канского бюро по связям с КНР в Пекине, целью которого было постепенное улучше­ние дипломатических связей с Китаем. Грэхем сообщила поварам, что гости готовы, и официанты начали разносить блюда. Уоррен старался не показывать, насколько ему неуютно. «Рядом со Сьюзи сидел какой-то сенатор. Он пытался заигрывать с ней. Положил свою руку ей на ногу и все такое. Что касается меня, то я чувствовал себя просто ужасно; я не знал, о чем говорить с этими людьми. Барбара Буш была очень любезна, она заметила, насколько неловко я себя чувствую».

Официанты следовали американской версии обслуживания «в русском стиле», подавая сначала первое блюдо, затем рыбное и только потом основное, вынося их на подносах, с которых гости сами брали тарелки. Блюда сменялись, а вино подли­валось под непрекращающуюся и типичную для жителей Вашингтона светскую бол­товню. Официанты приносили и уносили незнакомые приборы, такие как ножи для рыбы. Поскольку Уоррену предложили яства, которые он никогда не ел, и вина, кото­рые он никогда не пил, блюда показались ему сложными и пугающими. Другие гости расслабились и чувствовали себя вполне комфортно, Баффет же ко времени подачи десерта оказался в состоянии полной прострации.

Он даже не пил кофе. И его дискомфорт превратился в абсолютный ужас, когда по установившейся традиции Грэхем встала и произнесла ясный, остроумный, эле­гантный и изысканный тост (который она, очевидно, заучила наизусть, предвари­тельно написав, потому что все еще ощущала неуверенность перед публикой). Почет­ный гость, как предполагалось, должен был встать и произнести ответную речь.

«Но у меня не хватило мужества сделать это. Меня застали врасплох. Мне было так неловко; я даже подумал, что меня вырвет. Я не мог даже встать, не говоря уже о том, чтобы что-то говорить. Я вообще не был ни на что способен». Все, что Уоррену хоте­лось сделать, – это убежать как можно дальше. Позже, когда они со Сьюзи проща­лись с гостями, у них сложилось впечатление, что после своего отъезда они, простые ребята из Небраски, станут отличной темой для светских шуток в Джорджтауне.

«Тот сенатор еще на что-то надеялся в отношении Сьюзи. Когда мы уже собра­лись уезжать, он продолжал рассказывать ей, каким образом она может добраться до Сената, чтобы обязательно посмотреть его офис. Он так увлекся, что открыл дверь шкафа и вошел туда. Вот таким образом я и познакомился с Вашингтоном». И хотя официальное, блестящее общество, которое окружало влиятельную госпожу Грэхем, возможно, расстроило и напугало Баффета, он не собирался отказываться от этого мира. И в скором времени Сьюзи Баффет поняла, что ее муж хотел большего.

* Виснер была вдовой Фрэнка Виснера, а в 1975 году вышла замуж за журналиста Клейтона Фритчи и стала именовать себя Полли Фритчи.