Спустя несколько месяцев после появления статьи пресс-клуб Омахи устраивал свое ежегодное шоу. Элитное общество Омахи (и приезжих деятелей) развлекали певцы, высмеивавшие «Бойз Таун» и монсеньора Вегнера:

Мы открыли приют для мальчиков

Около пятидесяти лет назад;

Мы попросили пожертвования,

И деньги потекли рекой.

Мы обратились за помощью

И собрали кучу денег.

Наконец-то наши бездомные мальчики

Были вполне себе обеспечены.

Но затем на нас обрушилась трагедия,

Наши данные были обнародованы,

И благодаря Уоррену Баффету

Все спрятали свои бумажники.

Кто вставил палки

В колеса отца Вегнера?

Теперь о нас знают все,

Как будто мы больны оспой.

Вам не кажется, что это подло,

Зачем Уоррен Баффет вставил палки

В колеса отца Вегнера?

Большие люди из Голливуда

 Даже решили сделать кино.

Микки Руни показал всем,

На что идут их деньги.

С римским пиететом

Сыграл свою роль Спенсер Трейси.

Мы продали столько попкорна.

Что сможем купить AT&T.

Мы пустили кружку по кругу,

Потому что тоже хотим сладкой жизни.

А потом пришел Уоррен Баффет

И показал всем наш баланс.

Мы построили роскошные дома,

Чтобы привить мальчишкам хоть немного вкуса.

По пятницам вместо рыбы

У нас был парной фазан.

Мы часто жаловались на бедность,

Но никогда не влезали в долги,

Потому что, оказывается, на каждого

Приходится около 200 тысяч.

Баффет устроил скандал

По этому поводу;

Видимо, он боялся, что мы станем

Такими же богатыми, как он!⁴²

Баффет никогда не испытывал большего удовольствия, чем при чтении налоговой декларации приюта, и очень хотел, чтобы вопреки предсказанию монсеньора никто не забыл Sun. Мысль о Пулитцеровской премии, самом большом признании в мире журналистики, «заставляла мою кровь бурлить», говорил он⁴³. Уоррен поручил Полу Уильямсу подготовить документы, необходимые для подачи заявки на премию. Уильямс разработал подробную схему и передал ее Баффету, у которого, к слову, были свои собственные стратегические мысли по этому поводу. «В стране, где эконо­мика неизбежно приводит к городам-однодневкам, – писал Баффет, – Sun должна подчеркнуть необходимость альтернативного печатного издания». Такая газета, как, например, еженедельник для жителей пригорода, «с точки зрения обеспокоенных гигантов будет работать на них» и расскажет историю, которую основная газета по­боится рассказывать, чтобы не показаться глупой»⁴⁴.

Мик Руд написал еще одну историю о «Бойз Тауне», которая могла потрясти Голиафа ничуть не меньше первой. В ней упомянул о ряде расистских комментариев отца Вегнера, а также историю о том, что недалеко от озера некоторые воспитанники приюта выращивали марихуану. Пол Уильямс отказался публиковать эту статью, сказав, что Sun должна вести себя честно, во-первых, потому что на кону стоит ее репутация и будущее, а во-вторых, чтобы избежать еще одного обвинения в антикатолических высказываниях. К тому же в том году процесс рассмотрения заявок на Пулитцеровскую премию прово­дился со значительным опозданием. «Это очень плохо», – писал Руд в своих заметках⁴⁵.

Коллектив газеты знал, что у них очень сильные соперники. Они сражались с се­рией статей, напечатанных в Washington Post журналистами Карлом Бернштейном и Бобом Вудвордом, в которых речь шла о незначительном на первый взгляд собы­тии – краже в офисе Национального комитета Демократической партии в отеле «Уотергейт» во время избирательной кампании Никсона–Макговерна 1972 года. В итоге оказалось, что журналисты смогли вскрыть акт политического шпионажа и заговора огромных масштабов. Поэтому Sun не удалось насладиться своим триум­фом и получить премию за 1972 год.