Кроме очевидной попытки спасти свою собственную шкуру, Мозер имел массу причин для того, чтобы исходить злобой на Salomon. Если бы бывшие руководители компании повели себя правильно, его все равно бы уволили, возможно, даже предъ­явили бы обвинения и отправили в тюрьму, но его имя не было бы растиражировано по всему миру как человека, который спровоцировал самое крупное финансовое по­трясение в истории.

Во время срочного заседания совета Обермайер позвонил Олсону по поводу сде­лок, о которых сообщил Мозер. И сказал, что решил не отменять соглашение об уре­гулировании в связи с новыми признаниями. В чем бы ни состояла проблема, Salomon сможет все решить с IRS. Остальные нарушения, считал он, были достаточно серьез­ными, чтобы «поставить корпорацию на колени для покаяния»⁵³. Но в смертном при­говоре необходимости не видел.

20 мая представитель Обермайера позвонил Олсону и сообщил, что дело возбуж­даться не будет и что все обвинения с компании сняты. Федеральный прокурор и SEC объявили о внесудебном соглашении с Salomon в связи с обнаруженными случаями мошенничества и нарушений в финансовой отчетности. Вместе со 100 миллионами долларов компенсационного фонда это был второй по величине штраф в истории Уолл-стрит. В соглашении говорилось, что каких-либо нарушений, кроме тех, что совершил Мозер, обнаружено не было. Причем нарушения Мозера были выявлены самой компанией. Мозер отправился в тюрьму на четыре месяца, заплатил штраф в 1 миллион 100 тысяч долларов и был пожизненно отлучен от финансовой инду­стрии⁵⁴. Гутфрейнд, Мэриуэзер и Страусс получили выговор за недостаточный кон­троль за подчиненным, выплатили небольшой штраф и четыре месяца не имели пра­ва заниматься управлением финансами⁵⁵.

Некоторые полагали, что Salomon легко отделалась по сравнению с банком Drexel Burnham Lambert, который заплатил 650 миллионов долларов и развалился после того, как ему пришлось отвечать за манипуляции с акциями. Многие также считали, что, так легко признав свою вину перед правительством, Salomon лишилась поля для маневра в переговорах. Но, бесспорно, столь крупный штраф отчетливо отразил тот факт, что компания ужасно выполняла свои обязанности, а регуляторы проспали ее разгильдяйство на глазах у Конгресса. Таким образом, было признано, что компания не совершила преступления, однако содействовала его сокрытию. Иными словами, «сосание большого пальца» и темные дела почти обанкротили Salomon.

Старый друг Баффета Дэн Ковин умер от рака через три дня после этого решения. Баффет написал сердечный некролог и хотел сам зачитать его на похоронах. Он по­просил своего секретаря Полу Орловски зайти к нему в отель, чтобы взять листок с некрологом для перепечатки. Когда она пришла, он беспомощно посмотрел на нее и сказал, что не в состоянии сам выступить на мемориальной церемонии. Некролог он попросил зачитать Сьюзи⁵⁶. Сам же он даже не присутствовал на церемонии по­хорон. «Меня всего трясло», – рассказывал он.

Потом Баффет вернулся к работе. По оценкам Salomon, четыре миллиона долла­ров прибыли, которые принесли торговые операции Мозера, обошлись компании в 800 миллионов – и это не считая потери многих клиентов, отказа от выгодных сделок, уплаты различных более мелких штрафов и гонораров юристам. Вопрос о статусе компании как ведущего дилера до сих пор не был решен, хотя теперь было весьма вероятно, что для Salomon все завершится благополучно*. Все меньше служа­щих покидали компанию, рейтинговые агентства стали повышать кредитный рей­тинг Salomon. Начали возвращаться клиенты. Когда цена акций компании превыси­ла на бирже 33 доллара, Баффет, которому не терпелось вернуться в Омаху, объявил, что уходит в отставку. Место СЕО занял Дерик Мохан, юрист МТО Боб Денхам был назначен президентом. Когда эпопея закончилась, рассказывала Глэдис Кайзер, «все в Омахе издали глубокий вздох облегчения. Уоррен наконец вернулся».

* На самом деле Джерри Корриган не накладывал полного запрета на деятельность Salomon до августа 1992 года.