Баффет, разумеется, отлично знал, что покупка будет в интересах партнерства. National Indemnity давала ему шанс совершить резкий рывок вверх. Вскоре после этих событий он написал статью под скучным названием «Размышления о требова­ниях к капиталу страховых компаний». Слово «капитал», то есть «деньги», заставля­ет нас многое понять о том, что думал Баффет при покупке National Indemnity, так как именно капитал представлял собой кровеносную систему его партнерства. Он вытягивал капитал из Berkshire, и ему было необходимо найти для денег новое при­менение. National Indemnity брала на себя большие риски и поэтому нуждалась в зна­чительном капитале. «По всем общепринятым стандартам, – писал он, – National Indemnity требует капитала слишком активно. Именно доступность дополнитель­ных ресурсов в Berkshire Hathaway позволяет нам следовать политике агрессивно­го использования нашего капитала, которая в долгосрочной перспективе приведет к повышению прибыльности National Indemnity... Berkshire Hathaway вполне могла бы разместить в National Indemnity дополнительный капитал в случае, если мы по­терпим неудачу с андеррайтингом»*. В сущности, Баффет создал достаточно новый тип бизнеса. Если бы National Indemnity зарабатывала деньги, он мог бы направить их на покупку акций и компаний, а не оставлять их зимовать в хранилище National Indemnity. А если бы лев съел-таки укротителя, то National Indemnity потребовались бы средства на выплату компенсации рыдающей семье дрессировщика. В этом случае деньги вернулись бы обратно в National Insurance из других направлений бизнеса.

Привязка страхового бизнеса к хаотичному текстильному бизнесу Berkshire Hathaway привела к возникновению гомеостаза капитала. В сущности, капитал мог подчиняться не командам со стороны внешней среды, а указаниям самого Баффета. Бизнес перестал напоминать ящерицу, впадающую в спячку при первых признаках похолодания и выползающую на теплый камень с первыми теплыми лучами солнца.

Самая главная задача состояла в правильной оценке рисков. Таким образом, Уор­рену было нужно, чтобы Джек Рингуолт, которого он уговорил продать бизнес, на­ходился где-то поблизости. Баффет щедро заплатил Рингуолту и прилагал усилия для завоевания его дружбы. Как и в случае с Беном Рознером и Associated Cotton Shops, он купил великолепный бизнес, находившийся под управлением способного менеджера.

Эти два бизнесмена часто играли в теннис в Калифорнии. Рингуолт, имевший сходные с баффетовскими привычки в одежде, мог появиться на корте в грязном ста­ром свитере, связанном его дочерью. На спине свитера огромными буквами было вы­шито его прозвище – Реактивный Джек. Как-то раз, когда они с Баффетом обедали в ресторане «Веселый Роджер», к ним подошел маленький мальчик. «Могу ли я взять у вас автограф, Реактивный Джек?» – спросил он. Рингуолт раздулся от гордости. Мальчик подумал, что перед ним сидит знаменитость – астронавт или кинозвез­да. Конечно, более взрослые люди не совершили бы подобной ошибки, но в глубине души этот человек чувствовал себя настоящим Реактивным Джеком.

И это было вполне справедливо. Это таилось где-то внутри него и совершенно не за­висело от того, как он выглядел. И хотя Рингуолт продал свою компанию, он смог полу­чить обратно некоторую часть своих денег. Часть средств, которые он получил от про­дажи National Indemnity, он сразу же пустил на покупку акций Berkshire Hathaway**.

* Именно по этой причине National Indemnity не нуждалась в перестраховании (защите от требований других страховщиков), которое не просто было дорогостоящим, но и ставило компанию в зависи­мость от других.

** Рингуолт был также включен в реестр акционеров Diversified Retailing в 1976 году (на самом деле по условиям своего тендерного предложения для компании он продал ей обратно 3032 акции).